Вскоре после этого разговора, в одно из воскресений администрация затеяла мероприятие — в лагере проводился спортивный праздник. Две власти — реальная: представляемая, в основном, офицерами; и теневая — из главворов зоны и отрядов с их свитами, развлекались зрелищем, посиживая на трибунах. Но вообще-то, состязание — дело азартное, веселое для всех, потому праздник удался. Зеки с упоением гоняли по футбольному полю мяч, а зрители болели с не меньшим азартом, чем на Олимпийских играх. Точно так же болели и на разных потешных состязаниях, криками поддерживая своих, отрядных, и освистывая и осмеивая чужих. А сколько хохоту и веселья доставило перетягивание каната, к примеру!
Кирилл не особо хотел участвовать в этом. Ни желания, ни настроения. Но уговорам отрядного командира вторили многочисленные голоса простых и не простых зеков: «Кира, за отряд-то! Ты их всех сделаешь!» Кирилл и сам знал, что сделает… короче, дал себя уговорить. Да он и сразу знал, что не отвертится. Но демонстрацией своих природных данных Кирилл привлек внимание главвора зоны — Куприянова Саввы Ивановича. Седой как-то показывал его Кириллу. Однако предстать пред светлы очи этого, глубоко пожилого человека, в планы Кирилла никак не входило.
Высокий, худой, Савва держался прямо, прожитые десятки лет не гнули спину, не тяжелили походку. Примечательной в его внешности была голова — абсолютно лысая, сверкающая, как голая кость. Он носил некий налет высокомерия, глаза-буравчики смотрели жестко. Его боялись. Впрочем, где, интересно, можно было бы найти властителя зоны, которого бы не боялись?
Однако Кирилл был встречен радушно. Без долгих предисловий Куприянов сказал, что хотел бы видеть его в дружине своих боевиков. Боевики — бойцы, которыми окружает себя главвор любого ранга. Они поддерживают его авторитет, охраняя и внушая уважение к хозяину уже одним своим видом. В боевую дружину из семи-восьми человек входят, обычно, зеки с наиболее низким лбом и наиболее тяжелыми кулаками. Из всей свиты бойцы всегда ближе всего «к телу» господина, там их место, как место злобного пса у ноги хозяина.
Куприянов, понятное дело, разговаривал с Кириллом не один на один. Тут же сидели несколько человек из его свиты, смотрели на Кирилла с интересом и ожиданием. Но в ожидании этом не было ни капли вопроса либо сомнения. От такого предложения не отказываются, а лишь радуются без ума такому невероятному везению. Это ж весь срок как на курорте провести! Есть вкусно, спать сладко, самому вершить расправу и быть уверенным, что тебя ни то что пальцем, словом тронуть побоятся.
— Спасибо за честь, Савва Иванович, — спокойно заговорил Кирилл. — Но боюсь, не оправдаю я твое доверие. Я мужик по жизни. А мужику не положено участвовать в блатных разборках.
— Это ты оставь, дорогой. Аль не знаешь, бывают и среди мужицкого сословия такие личности, чье мужичье слово блатной вес имеет. И на дела зоны они весьма влияют. Так почему отказываешься, прямо говори?
— Не люблю бить людей.
— Будто не дрался никогда!
— Не дрался. Надо было — учил. А бить не бил. И каждый раз я сам решал, виноват человек или нет. Никто этого за меня не делал.
— Хозяина над собой не хочешь, Кира?
— Ни то чтоб хозяина… В зоне все под хозяином ходим. Не хочу над своим братом-мужиком расправу чинить.
— Это последнее твое слово?
— Последнее. Извиняй, Савва Иванович, если что не так.
Хозяин отвернулся, будто забыл о приглашенном госте.
Когда Седой узнал, чем закончился визит Кирилла к хозяину зоны, он только головой покачал.
— Упустил ты, Кира, свой шанс.
— Да плевать. На кой он мне сдался, такой шанс. Нашел себе кобеля цепного! Щас, будет он мной людей травить!
— А ведь он злопамятный, этот дедок.
— И черт с ним.
Вскоре после этого у Кирилла произошла уже совсем открытая стычка с теневой властью. На этот раз «власть» олицетворял бригадир Гоги. Настоящий хозяин отряда, Чекулин Иван Тарасович, решил полежать в лазарете, подлечить свою язву. Так что Гоги внезапно почувствовал себя королем. И однажды ночью, заявившись откуда-то пьяным, встал посреди спящего глубоким сном барака, прокричал слово «замес».