На другой день на лесосеке Кирилл случайно оказался в нескольких шагах от своего нового знакомого. Кира и внимания на него не обратил бы, если бы не перехватил острый, настороженный взгляд. Тот взгляд ясно говорил, что парень опасается Кирилла и ждет от него каких-то неприятностей. Открытие было таким странным, что Кирилл начал присматриваться к парню: а может, он ко всем так же? Скоро определил: остальные Седого не шибко интересовали. Нет, ну понятно, Кирилл — человек новый. За день-то он сколь раз перехватывал пристальные, испытующие взгляды. И все же, Седой глядел как-то иначе.
Вечером Кирилл сам заговорил с ним, остановив соседа, когда тот собрался лезть на свой верхний ярус:
— Садись, — похлопал Кирилл ладонью по кровати.
Седой без особого желания убрал руку с перекладины лесенки.
— Ты почему один? За полгода кента себе не нашел?
— Привык на себя надеяться.
— В смысле — сам себя не подведешь? Не доверяешь никому?
— Может и так, — дернул плечом Седой. — А тебе какое дело? Нехорошие вопросы задаешь, дорогой. Много будешь знать, плохо будешь спать.
— Видать, ты и есть знаток — я гляжу, ты, вроде как, совсем не спишь! А насчет вопросов… не подскажешь, с чего это я ни к нему вон, ни к нему, а именно к тебе с вопросами? Не знаешь?
— Понятия не имею.
— Тогда скажешь, может, чего ты пялишься на меня так, что на мне уже фуфайка дымится, кажись. Должен я тебе чего или как?
— Не выдумывай. Ничего я на тебя не пялюсь. Гляжу просто. Ты — человек новый, темная лошадка. Надо же знать, кто у меня сосед по шконке.
— А может быть, будем вместе держаться? Тебе приглядываться сподручнее будет.
Седой посмотрел пристально и цепко.
— Ух, глаз у тебя! Не гляди так, сглазу боюсь, — усмехнулся Кирилл.
— Я тебе зачем? У тебя вон кенты, — сосед кивнул на блатной угол.
— А мне советчик не нужен, я как-нибудь сам в своих кентах разберусь. Так что получается-то? От ворот поворот что ли даешь?
Седой пожал плечами:
— Ну почему? С какой бы стати я отказался от кента-углового?
Долго еще оставался этот человек загадкой для Кирилла. Не то чтоб он именно Кириллу не доверял — он не доверял никому. С Кириллом как раз отношения довольно скоро переросли в по-настоящему дружеские. Но в рассказах о себе Седой был очень сдержан. Пока однажды Кирилл не сказал напрямую:
— Хочешь знать, что я о тебе думаю, Али Седулов?
Сузив глаза, Седой молча смотрел на него, потом сказал:
— Даже и не знаю… С одной стороны… интересно, конечно. А с другой…
— А с другой, тебе на свет выходить невыгодно? Ты Али, навроде как в глухой тени держишься постоянно. Вот со мной ты, вроде как, корешишься, а и для меня такой же темный, как для них, — Кирилл кивнул на гурьбу заключенных, расположившихся у входа в барак — на ступеньках крыльца и вокруг него. Кирилл с Седым сидели поодаль ото всех, на свеже-зеленеющей полянке. Они могли разговаривать о своим совершенно спокойно, зная, что по правилу зоны никто к ним не подойдет и не потревожит: «Двое говорят, третий не лезь. Мало ли о чем разговор идет. Может, о побеге сговариваются. Или о совместном деле на воле».
— Получается, я для тебя нисколько не лучше всех прочих. Однако если с тобой заварушка какая случится, то я обязан в эту заварушку голову свою совать. Так выходит, Алик?
— Не суй, — мрачно буркнул Седой.
— Пустое говоришь — последнее дело своего бросать. Короче, давай, побратим, дальше так будет: либо мы вместе, либо мы поврозь. Если хочешь чтоб вместе, — не ври мне. А считаешь, что тебе лучше темной лошадкой жить, я это тоже могу понять, значит, секреты твои не про то, куда пятак заныкал, а серьезнее. Но тогда оставайся один, не с руки мне, чтоб держал ты меня при себе за тупенького громилу.
— Да брось ты, Кира. Я ничего такого про тебя не думаю.
— Только ты пойми правильно, Седой. Если мы разойдемся, то я никаких обид держать на тебя не буду. Ну мало ли почему ты таишься. Я не любопытный, не рвусь докопаться до самой середки. Оно, ведь, когда не знаешь, и впрямь, спишь крепче. Так что для здоровья оно лучше. Ты щас возьмешь, расскажешь чего-нибудь, а потом одумаешься и будешь считать меня опасным человеком. К чему мне это? Я только об том говорю: или мы вместе, или нет.
— Ладно, хорош, Кира. Только давай так… сначала ты скажи, чего такое ты за мной разглядел и почему решил, что чего-то скрываю. Надо же мне знать, где слабину дал, — усмехнулся он.
— Я, Алик, думаю, что «хулиганку» ты сам себе выбрал. И сидишь ты по этой статье потому только, что тебе так надо.
— Это с чего ты взял?
— А характер у тебя не подходяший, чтоб за хулиганку париться. У тебя железные нервы, Али. И человек ты жесткий… жестокий… С таким характером не будет человек на мелочи размениваться да еще и на зону за них идти. Вон Гоги возьми. Разве вас сравнить можно? Для него хулиганка самое то — мелочный, подлый, трусливый. Так что, я правильно говорю?
Покусав травинку, Али ответил:
— Ну, допустим.
— Не нравится тебе это?
— Что ты понял — это ладно. Не нравится мне, что так легко просчитал…
— Натуру спрятать трудно. А еще ты беспокоишься, когда приходит новый этап.
— И тут ты прав. Из каждого этапа я высматриваю человека, пришедшего по мою душу. Про тебя вот тоже подумал, случайно ли рядом оказался? Ночью долго ли заточкой снизу через матрац ткнуть?
— Выходит, крепко ты насолил кому-то, что даже на зоне могут достать.
— Что зона? Тут все прозрачно. Найти человека — раз плюнуть. Пришлют кому надо маляву: не водится ли у вас на зоне такой-то?..
— Ну, в твоем случае, — хмыкнул Кирилл, — к маляве еще и фотокарточку цеплять надо. Нет? Поди-ка в маляве не «Али Седулов» значиться будет? Нет, мне твое имя, мамой-папой данное, знать ни к чем. И меня ты не опасайся. Мне все эти дела не интересны. Перейти через эти три годика — больше мне ничего не надо. «Попутчика» бы еще доброго. Ты мне нравишься, Седой. А разговор я этот затеял… как полагаться на человека, коль он таится и не доверяет? Короче, ночами ты спи, Али, не бойся. Если что — учуем вдвоем-то. К тому же я щас, как зверь, стал спать чутко.