А между тем, над Кириллом нависала расправа. Гоги брызгал слюной, рассказывая Чекулину о том, что случилось в бараке, как пошел этот выскочка новичок против установленных порядков, против воровских законов пошел. Опозорил вора перед всем бараком!
— Ты не вор, Гоги. Лишнее на себя не тяни, — остановил истерические выкрики Чекулин. — А с ним разберусь. Коль виноват — свое получит.
В том, что получит — Чекулин был уверен, ну… почти уверен. Не любил Иван Тарасыч скороспелых решений. Наказать надо, а только подумать никогда не мешает. Осторожность много раз выручала его. Ясно, как божий свет, что Кира поступил не по понятиям. Но случай не такой уж простой, а вроде бы как даже скользкий.
Эта встреча Кирилла с Саввой… Зачем главвор зоны вызывал его к себе? Чекулин в то время уж тут, в больничке обретался, потому досконально нюансов этого дела не знал. Может, оттого Кирюша ведет себя так нагло, что чувствует за спиной Савву? К примеру, он, Иван Тарасович Чекулин, вынесет приговор своему угловому… А он уж и не угловой вовсе, и трогать его — ни-ни. Потому как распоряжается теперь его жизнью и смертью сам Савва. И как потом ты, Ваньша, расхлебывать будешь эту кашу? Приговор свой же отменять? А закон воровской велит: «Начатое дело доводи до конца: пригрозил — исполни, достал нож — бей»… Нет, не гоже лезть в воду, не зная броду. Совета у Саввы спросить очень даже не помешает. Он любит, когда с ним совет держут. А Кира не денется никуда. Куда ему из зоны деваться?
И еще один момент смущал Чекулина, из-за которого единоличного решения принимать он не хотел. По времени Кира на зоне всего-то ничего. А по авторитету, который среди мужиков имеет… в общем, сильно уважают его тут. И не только мужики. Одно его выступление на стадионе чего стоит — Савва-то как раз после этого Киру к себе призвал. Уж коль Савва впечатлился, чего про других говорить. Тронь его — а ну как потом аукнется? Зона и так на пороховую бочку похожа. И так недовольных шибко много развелось. Чекулин знал по опыту, что допустИм в зоне определенный процент недовольных и обиженных. И его нос распрекрасно эту статистику чуял. А когда процент переваливал за границу допустимого… Нет, ни к чему тебе, Ваньша, чиркать спичками у пороховой бочки и оказаться крайним в случае чего — чужими боками всегда легче отдуваться. Не ворошеный жар под пеплом лежит, и уж Чекулин точно не собирался его ворошить. Вот у Саввы голова большая, пусть он и думает.
Савва Иванович, разумеется, был у курсе того, что произошло в бараке Чекулина между Кириллом и Гоги. Плох хозяин, который не знает, что в хозяйстве его творится. Куприянов был хорошим хозяином, информация стекалась к нему исправно.
И был в лагере еще один человек, информированный ничуть не хуже. Кстати говоря, кое-кто из Куприяновских информаторов носил добычу в два гнезда.
Полковник внутренних войск Старцев опыта работы в лагерях имел ни одни десяток лет. В чем-то они были даже похожи с Куприяновым. И внешне — возраста примерно одинакового, оба поджарые, с хорошей выправкой, с глазами-буравчиками; и методы работы у них иной раз схожими оказывались. Друг с другом старались мирно сосуществовать и лишний раз не пересекаться. Однако при особой необходимости не считали зазорным обратиться друг к другу с какой-нито просьбой. В основном это касалось внутренних дел лагеря, поддержания порядка, или когда совсем уж зарвавшегося беспредельщика одернуть надо было, или спустить на тормозах дело какого-нибудь вора, проштрафившегося уже тут, на зоне.
А как-то раз (правда, тогда Куприянова в лагере еще не было, место главвора другой занимал), так вот, в тот раз хватило Старцеву чуточку только намекнуть, и один нехороший зека по собственной неосторожности попал под зубья циркулярной пилы. Случилось это несчастье очень ко времени, потому как шибко неприятный был человек, прямо сказать — мерзкий, но за ним стояли блатные. Вел он себя нехорошо, и озлились на него мужики. До того обозлились, что дальше некуда. И так обе стороны раскалились, что случить какая разборка, она могла запросто перекинуться в бунт. Разморозка зоны — ЧП для руководства, но и для зеков радости от бунта мало. На эту самую крайню степень протеста идут тогда, когда оказываются люди уже за пределом всякого терпения. Тогда срывают зеки все тормоза, хоть и знают, какую беду накликают на свою голову.
Подавляют бунты жестоко. Будет спецназ на правых и виноватых сортировать, жди! Спецназовцы далеки от тонкостей лагерной иерархии, воровский обычаев и званий. Они живут по своим законам, им попросту плевать, кто перед ними — вор в законе, мужик или петух. Это зэк, дальше они ничего не жалают знать.
Был случай с одним законником в колонии, где он срок тянул. Вообще-то человек он был, можно сказать, даже и неплохой. Лоялен к администрации колонии, бессмысленное насилие осуждал. Но довелось ему в недобрый час оказаться на пути спецназовцев, прибывших на усмирение соседней колонии. И шел-то он, весь благих намерений полон: администрации колонии хотел предложить свои услуги. Мол, готов позвонить, повлиять на авторитетов бунтующей зоны, призвать, чтоб спецназу сопротивления не оказывали во избежание и так далее… Да остановил миротворца офицер спецназа, и заместо благодарности приложил вора в законе мощнейшим апперкотом. Тот еще пытался правды искать, объяснял, что он-де вор в законе. В итоге и был снова избит тем же спецназовцем, который еще и заставили зека на виду у всей зоны бежать босиком через плац.
Нет, бунт, это далеко не сахар. Под мясорубку карательных мер попадают все без исключения: одних убивают, других сажают с дополнительным сроком, третьих избивают так, что инвалидность обеспечена.
В общем, тот нехороший человек прямо кстати нарушил правила техники безопасности. Кто? Что? А никто ничего не видел! Сам виноват, сам и наказан — больше наказывать некого…
…В то время, как Чекулин в лагерном лазарете гадал, как поступить, чтоб в накладе не остаться, Куприянову передали, что ему назначена встреча. Место укромное, лишние глаза и уши исключены. Оно ведь совсем ни к чему, чтоб вонючий слух выполз, мол, главвор с полковником втихомолку беседует. Может, ссучился вор Куприянов? А желающие подтолкнуть главвора с уютной должности быстро найдутся, живо раздуют пустышку черт знает во что.
Встреча проходила по-деловому, без чаепитий и долгих разговоров.
— Слышал я, Савва Иванович, у тебя интерес к заключенному Тихановичу из третьего отряда?
— Устаревшие сведения, гражданин полковник.
— У меня есть и посвежее. Хочу тебя попросить, Савва Иванович. Вы парня не троньте.
— О как! Выходит, у тебя, полковник, своя корысть в нем? Полюбопытствовать позволишь ли — какая?
— Нету никакой корысти. Пусть он живет, Савва. Пусть отсидит положенное, едет домой и просто живет, детей плодит. А интерес мой… В России мало русских остается, перемешалось всё. Однако вот гляжу на него, и душа радуется — не перевелись богатыри русские. Вот такой у меня интерес, Савва. Не должен он тут сгинуть. И уж тем более — из-за какого-то чернозадого. И ты за этим проследи, дорогой, я тебя прошу. Если что — сильно обижусь.
— Не грозись, полковник.
— Тебе не грожу, но виновников — в случае чего — найду и спущу три шкуры. Мало не покажется.
— Однако, патриот ты, полковник, — засмеялся вор.
— Русский я. Мне за державу обидно.
— Ну-ну… Тиханович — самая русская фамилия и есть.
— Я же говорю тебе, Савва, перемешалось все. А фамилия его мне не интересная — русский он. И отец с матерью оба русскими записаны, и родился он в Сибири. Выходит, богатырь сибирский, коренной. Да и вообще, о чем речь? Где Попович, там и Тиханович, или объяснишь, какая разница?
— Какой еще Попович? — не понял Куприянов.
— Алеша. Или тоже скажешь, что для великого русского богатыря фамилия Попович не шибко подходящая?
Савва рассмеялся и покрутил головой:
— Да ладно, убедил уже.
Таким образом, как ни странным казалось это обстоятельство, но выходка Кирилла последствий не имела. Чекулин лишь пожурил слегка. Можно сказать, по-отечески. Причем обоих. Гоги выговорил за то, что одеяло на себя потянул в отсутствии прихворнувшего хозяина. А Кирилла упрекнул за лишнюю вольность, которая могла обернуться крупными неприятностями.