— Алла, ты что, сумасшедшая? Ты понимаешь о чем просишь?!
— Опять?! — взвизгнула Аллочка. — Я сумасшедшая?! Нет! Это только тебе так хочется! Ты… ты дура! Дура! Я видеть тебя не хочу!
— Аллочка, детка!.. Да что ты, милая моя! Девочка моя, я ведь только хотела сказать, что ты просишь о невозможном.
— О возможном! — Аллочка топнула ногой. — О возможном! Ты все можешь, просто не хочешь! Потому что ненавидишь его!
— Алла давай успокоимся. Вместе. Помнишь, как раньше. Мы обе успокоимся и сразу найдем решение. Чтобы нам обеим было хорошо.
— Не обеим. Только тебе. Всегда.
— Это несправедливо. Я думаю и забочусь только о тебе. И теперь я обещаю, слышишь? Алла, поверь, я сделаю все, что в моих силах.
Алла ничего не ответила. Она стояла неподвижно, бледная, опустив глаза, как будто прятала их за ресницами от матери.
— Детонька, ты плохо себя чувствуешь?
— Нет. Со мной все в порядке. Я пойду домой. Я буду ждать Кирилла.
— Останься у нас? Папа съездит, привезет мальчиков сюда. Я не хочу, чтоб сегодня ты одна была.
— Я не одна. И мы будет ждать Кирилла. Он домой придет.
Как вовремя она сообразила, что мама только и ищет повод, чтобы опять засунуть ее в ту противную клинику! Это именно то, что надо сейчас мамочке, чтоб без помех обстряпать все свои дела и погубить Кирилла. Нет уж, мамочка, никакая я не сумасшедшая. Я все вижу и понимаю. И я не дам тебе повода записать меня в сумасшедшие!
Аллочка торопилась домой и радовалась своевременному прозрению.
С мамочкой надо теперь осторожнее быть, поменьше ей рассказывать и вообще, надо пореже бывать у нее. Она ведь такая же, как сама Алла… насквозь все видит. Это мамино в ней, в Аллочке, угадывать в людях недоговоренное, потаенное.
Алла и в самом деле уверена была, что способна раскусить любого, а ее саму мало кто провести сможет. Но любой психиатр сказал бы, что все это не более чем маниакальная подозрительность и больные фантазии.
После того, как Кирилл ушел в милицию, она места себе не находила, на часы беспрестанно глядела. «Он сейчас вернется, вот-вот стукнет калитка… Ну еще пять минут подождать…» Потом до нее внезапно дошло, что с тех пор, как ушел Кирилл, минуло четыре часа. Алла заметалась. Зачем-то кинулась будить спящих мальчишек, остановилась в дверях детской: да нет же, наоборот, хорошо, что спят! Пока не путаются под ногами, можно сбегать к маме, она позвонит этим олигофренам и узнает, где Кирилл. Наверно, он давно уже не в милиции… вот какой… обещал же домой прийти…
Галине Георгиевне никуда звонить не понадобилось. За полчаса до появления взволнованной Аллы, раздался звонок, и она узнала, что ночью Кирилл, ехавший в пьяном виде на мотоцикле, совершил наезд на человека. Человек погиб.
— Его вина очевидна? — сухо спросила Галина Георгиевна и, выслушав ответ, спросила опять: — Как он себе ведет? — Хочешь отпустить под подписку? — С какой стати я должна тебе советовать? — Ну, зять. И что? Ни хлопотать, ни ручаться за него я не собираюсь. — Сам не маленький, решай. Ладно, раз спрашиваешь, скажу… И не говори потом, что я тебя не предупреждала. Если хочешь спокойно спать — закрой его. Он неуправляемый. К тому же пьет. — Хорошо, что понял. А вообще-то Николай Петрович, я должница твоя теперь. Спасибо, что так оперативно ввел меня в курс событий.
Галина Георгиевна положила трубку и попыталась просчитать ситуацию. Ситуация ей нравилась. Кажется, это конец всех ее бед. Мерзавца посадят, тут двух мнений быть не может. Разумеется, Аллочка, ее девочка, вернется домой, а уж мама с папой постараются окружить дочку заботой, лаской и покоем. Постепенно все войдет в прежнюю колею. Главное, из жизни Аллочки уйдет этот негодяй, главный виновник всего, что происходит сейчас с девочкой. «Ах, еще близнецы!» — поморщилась Галина Георгиевна. Впрочем, это легко решаемая проблема. Она сумеет постепенно подвести Аллочку к мысли, что мальчиков надо отдать в какой-нибудь интернат, где о них будут заботиться и заниматься воспитанием. Ничего-ничего, все будет хорошо и даже отлично. Что ни случается — все к лучшему.
В это время и влетела раскрасневшаяся, испуганная Аллочка.
— Девочка моя, — Галина поспешила ей навстречу, обняла. — Я все знаю, мне только что позвонили.
— Что?! — Алла отстранилась, лихорадочно искала ответ в лице матери, не замечая, как ногтями впилась в ее руки. — Скорее говори, что ты знаешь?! Он ведь уже не в милиции?!
— Успокойся, детка, — Галина отцепила руки Аллочки.
— Да говори же! — чуть ни плача, потребовала Алла.
— Ну что… Случилось именно то, что должно было случиться. Рано или поздно. Он сбил человека.
Галину Георгиевну подвела ее злая радость. Для осуществления только что представившихся ей перспектив, она должна была сейчас изобразить сострадание, опечалиться, поплакать вместе с дочкой, создать видимость бурной деятельности по вызволению Кирилла, негодовать на тех, кто в чем-то обвиняет его… Но хватило всего нескольких слов, чтобы Алла мгновенно поместила мать в стан тех, кто желает зла Кире, а значит, и ей самой.
Выслушав все-таки мать и узнав, что произошло ночью, в чем обвиняют Кирилла, Алла побледнела, потом пошла красными пятнами и потребовала:
— Позвони и скажи им, чтоб немедленно отпустили его домой!
— Алла, — снисходительно, как несмышленышу, улыбнулась Галина, — он совершил преступление, понимаешь? Он убил человека. Никто его не отпустит. Будет следствие, потом суд…
— Не смей! — завизжала Алла. — Не смей это говорить! Ничего такого не будет! Я хочу, чтоб он немедленно пришел домой. Сейчас же! Звони!!!