Паша поднял руку, и телефонную будку вдруг залил свет, столь яркий, что Кира сощурила глаза. Но взгляд Павла она заметила и расценила верно.

— Дайте мне вашу сумочку, — протянул он руку.

Кира без возражений сняла через голову длинный ремешок маленькой сумочки. Павел повесил её через плечо и продолжал как-то пристрастно скользить взглядом по Кириной фигуре, скрытой большим, свободным свитером. Кира, не ожидая, когда он заявит о желании обыскать её, стянула свитер и тоже протянула Паше. Теперь она была в маечке, плотно её облегающей, и в узких джинсах-стрейч, тоже тесно прилегающих к телу. Подняв обнажённые руки, она повернулась, демонстрируя, что нигде ничего не спрятано.

Павел усмехнулся:

— Вы сами догадались так одеться?

— А зачем вас утруждать? Так — глянули и всё ясно. Надеюсь. Идёмте?

Когда они вошли в сарай, и Павел закрыл двери, на несколько секунд сделалось непроглядно темно. Потом он включил фонарик и посветил вокруг.

— Где девочка? — нетерпеливо спросила Кира.

— Там, — кивнул Павел на дверь, оказавшуюся за её спиной.

Кира быстро подошла к ней и уже взялась за ручку, когда вдруг заколебалась, оглянулась неуверенно, будто испугалась, что предстоит увидеть что-то страшное. Но неуверенность длилась короткие мгновения.

Чулан был освещён фонарём, висевшем на стене. Этого тусклого света было бы достаточно, чтобы ребенок, проснувшись, не испугался кромешной темноты. Кира знала, что девочка не боялась ночного одиночества: когда она жила у Ольгиной тётки, ей часто приходилось оставаться одной — тетке иногда выпадала ночная смена, так что Наталья привыкла просыпаться и опять засыпать. Но темнота, подступающая вплотную, это совсем другое дело. Детская фантазия живо населит её чудовищами.

Девочка спала, свернувшись в комочек, обняв куклу. Кира стояла над ней и боролась с неодолимым желанием схватить её на руки, прижать к себе маленькое, тёплое тельце, и убедиться, что с ней всё в порядке. Кира вытерла глаза и, присев на корточки, легонько провела рукой по лёгким кудряшкам.

— Наташенька! — шепнула она.

Девочка открыла глаза и некоторое время лежала неподвижно, глядела на Киру. И вдруг встрепенулась, бросилась к ней.

— Тётечка Кирочка! Миленькая! — Она обвила ручонками Кирину шею и из-зо всей силы прижалась к ней. — Ты за мной пришла, да?! Скажи, ты за мной пришла?!

— А за кем же ещё? Конечно, за тобой, сладкий мой. Мы так по тебе соскучились!

— Я тоже! Я тоже! — Наталья несколько раз ткнулась губами в Кирину щёку и опять приникла к ней. — А мама? Алёша где?

— Они нас ждут. Наташенька, тебя здесь обижали? Ты плакала?

— Только чуть-чуть, когда одна была. А когда дядя Паша был, тогда не плакала, он хороший, только чуть-чуть сердитый. Он сказки знает, и мы даже в загадки играли. А мы когда домой пойдём?

— Вот поспишь ещё немножко, и пойдём.

— А я уже поспала!

— Сейчас ночь, темнотища такая! Поспи, девочка моя золотая, ладно? Давай я уложу тебя. Вот так, и кукла с тобой спать будет.

— А ты? Ты уйдёшь, тётечка Кирочка? — тревожно спросила Наталья.

— Да что ты! Куда же я от нашей золотой девочки уйду? Ни за что не уйду! Спи сладко и ни о чём не тревожься. Закрывай свой глазоньки, спи солнышко наше. — Кира уложила малышку, укрыла её и тихонько поглаживала, баюкала. Потом прикоснулась габами к теплой щечке. — Спи, Наташенька, чтоб утро быстро-быстро пришло. А я буду здесь, рядышком, нам надо поговорить с дядей Пашей. Хорошо?

Наталья кивнула, потерлась о Кирину ладонь, радостно улыбнулась и старательно закрыла глазки.

— Не к месту говорить вам спасибо… — возвращаясь к Павлу проговорила Кира, и голос ее вздрогнул. — Но, кажется, с девочкой вы обращались по-человечески.

Паша посветил на неё фонариком и не ответил. Он сидел у раскладного стола. Кира подошла и села напротив, на стул, на котором недавно сидела Наташа. Поодаль у стены стояла целая горка поставленных один на другой белых пластмассовых стульев.

— Зачем вы привезли телефон? — спросил Павел, осветив стол.

Кира увидела свою раскрытую сумочку и сотовый телефон, из неё извлечённый. Сейчас наступало время, когда Кире могло понадобиться всё её самообладание, уверенность, твёрдость и настойчивость. Её разум и чуткое сердце. Кира постаралась взять себя в руки — встреча с девочкой совершенно выбила её из колеи. Она убедилась, что с малышкой всё в порядке, а ведь за эти бесконечные дни в голову приходили самые жуткие мысли. Теперь они враз улетучились, и этот переход от страшного нервного напряжения к успокоенности был слишком резким. У Киры дрожали руки и она боялась просто-напросто расплакаться — слёзы поднимались откуда-то изнутри. А это было нельзя. Кира еще раз взглянула на свой телефон, и, преодалев что-то в себе, заговорила. Голос ее был спокоен, она говорила о вещах, само собой разумеющихся.

— Мы должны вести переговоры и в как можно более короткое время договориться. Звонить придётся несколько раз. Глупо же каждый раз бежать через кукурузное поле к будке.

— А знаете, в сотовую сеть можно войти, и даже запеленговать нужный телефон.

— За кого вы принимаете моего мужа? За шпиона международного класса? Или кухонным комбайном пеленговать?

— А Крёз? Иметь такого в приятелях и не надо быть шпионом.

— Да бросьте вы! Крёз сейчас на чужой территории. Что он может здесь, в чужой стране? И вообще, давайте лучше для начала познакомимся. Меня зовут Кира Александровна. Если хотите — Кира, от отчества я отвыкла. А вы — Павел? Да? Мне Наташа сказала.

— Да, — нехотя буркнул Паша.

Что-то ему не нравилось в этой женщине. И в собственном поведении, в смутных ощущениях. Ведь ситуация простейшая — у него два заложницы, звони Глебову и ставь любые условия. После звонка ему Павел понял, что женщина не лгала, — её муж, действительно, согласится теперь на всё. Вот только одно идёт в разрез — женщина эта не желает чувствовать себя заложницей. Она активна, а он ни с того ни с сего стал чуть ли не созерцателем событий. Надо было переломить ситуацию. Средство для этого было, универсальное и безотказное — агрессия. Агрессия в каждом жесте, взгляде, слове, интонации. Заставить её бояться. Можно — через боль. А не подействует — есть ещё девчонка.

Паша смотрел пристально, оценивающе. Потом встал и принёс фонарь. В самом деле, кому приспичит в полночь забрести вглубь большого кукурузного поля?