С той минуты, как ушёл Арвид, Сауле не сводила глаз с Кима. Она смотрела сквозь решётку и ветровое стекло, напрягала зрение, потому что время от времени ей казалось, что он вдруг исчез, что он уже не на том месте, где был вначале, то казалось, что руки у него развязаны и он ворочается, освобождаясь от пут — и Сауле обмирала от страха и начинала испуганно таращить глаза, и понимала, что это темнота морочит ей голову. Она с нетерпением ждала, когда же взойдет луна. Она не заметила, что силуэты деревьев стали четче, что она гораздо лучше видит Кима, сидящего у дерева. Глаза резало от напряжения, она закрывала их, но тут же снова распахивала и вглядывалась в темноту. Минуты казались бесконечными. У девушки не было часов, и ей казалось, что прошло уже гораздо больше времени, чем оно было на самом деле. Начинали одолевать ужасные мысли.
«А вдруг с этим человеком, с Олегом, что-то случится? Что будет, если он не вернется? Тогда она будет долго умирать в своей железной тюрьме».
«А если на Кима нападёт зверь? Начнет терзать у неё на глазах? Ой, что же тогда делать?!»
И Сауле, охваченная тревогой, напряжённо вслушивалась в то, что происходит за металлическими стенками кузова. Она так измучила себя страхом, переживаниями, беспрестанным всматриванием в темноту, что… уснула.
Рыжий не мог её видеть. Но зато, с тех пор, как на небо выкатилась луна, он не отрывал глаз от блика в траве. Он знал, что там может блестеть. Прошло немало времени, прежде чем он решился двинуться с места: лёг и перекатился туда, к негаснущему лунному блику. Замер, ожидая то ли окрика, то ли выстрела. Но всё было тихо. Это воодушевило его — он быстро перекатился ещё несколько раз, не чувствуя острых камней, прошлогодних жёстких будыльев травы, хрустевших под тяжестью его тела. Потом он бесконечно долго прилаживал связанные руки к лежащему в траве бутылочному осколку. К его счастью, это было донышко с остатками стенок. Ким лег на него сверху. Самый длинный зубец уперся в поясницу, но, стиснув зубами кляп, он упорно елозил верёвкой по острому краю. Не хватало воздуха, он задыхался и обливался потом. Однако всё это мгновенно забылось, когда верёвка подалась, и плотные кольца ослабли, — Ким был счастлив. Остальное было делом минут.
Оказавшись на свободе, он метнулся к машине, торопясь ускользнуть из зоны видимости. Он уже понял, что девушка, видимо, уснула, что ему страшно повезло, и надо торопиться использовать это везение. Руки дрожали от недавнего напряжения, но времени для отдыха у него не было. Бесшумно открыв дверь кабины, Ким с той же предельной осторожностью открыл бардачок. Он понял, что везение не шутейно перешло на его сторону, потому что всё, ему нужное, чуть ли ни мгновенно оказалось под руками.
Сауле вскинулась лишь в ту секунду, когда луч сильного фонаря ударил ей в лицо, и в следующее мгновение на неё навалилось большое, грубое, чёрное. Она закричала, ещё не осознав, что происходит, и Арвид услышал этот крик, одним движением плеч стряхнул рюкзак и метнулся вперёд.
Он не выскочил на прогалину, когда сквозь ветки завиднелась машина, остался под прикрытием зарослей. Арвид увидел, что рыжий волоком тащит девушку в машину, а она цепляется за что только может, извивается, успевая царапать хватающие её руки. Из просторного, большого свитера она, вероятно, просто вывалилась, и теперь в своей шёлковой одежде как рыбка выскальзывала из рук Кима, не обращая внимания на боль. К тому же у рыжего по-настоящему свободна была только одна рука — в другой он сжимал пистолет. Арвид увидел, как он схватил девчонку за волосы, рванул вверх, чтобы поставить её на ноги. Взвизгнув от боли, она извернулась, обхватила руками его ногу и вцепилась зубами ему в бедро. Ким замахнулся пистолетом, и обрушил бы его рукоять на голову Сауле, но в это время Арвид прыгнул вперёд.
Он надеялся, что внезапность даст ему несколько необходимых мгновений. Но рыжий был наготове и в долю секунды среагировал на метнувшуюся из зарослей тень.
— Стоять! — вскинул он пистолет, и опять с такой силой рванул девушку вверх, что та буквально взлетела в воздух.
— Ты! Бешенная сучка! — истерично закричал он и ткнул дуло пистолета ей в висок. — Лучше стой спокойно!
Прикрываясь Сауле, рыжий пятился к машине.
— Не шевелись! Лучше не шевелись! Выстрелишь — я успею вышибить ей мозги! — голос его то хрипел, то срывался на визг, но Арвид видел, что «истерика» не мешает ему расчётливо прикрываться заложницей.
Нервные, суетливые движения Кима работали на то, что тело его постоянно было в движении, оно танцевало, качало маятник, уходя от прицела. Ещё секунда, две — и он скроется за машиной. Нужна ли тогда ему будет девушка, или станет мешать? Арвид нажал курок.
Сауле вскрикнула и упала. Киму хватило времени лишь на то, чтобы глянуть на неё, рухнувшую ему под ноги, и вскинуть глаза на Арвида — в них было безмерное удивление. И тут же из дула пистолета ему навстречу плеснула вспышка — последнее, что увидел он в своей жизни…
— Сауле! — Арвид склонился над девушкой, всмотрелся ей в лицо.
Когда через минуту-две он вернулся со своим рюкзаком, девушка лежала так же, как он её оставил. Арвид решил заняться раной, не приводя её в сознание. Но когда разрезал на бедре пропитанные кровью шаровары, Сауле застонала.
— Сауле! — Арвид поднёс к лицу девушки белый патрончик. Его запах безотказно сделал своё дело — девушка резко вдохнула, закашлялась, и глаза её широко распахнулись. В то же мгновение она вскинула руки, защищаясь, но Арвид перехватил их, бережно превозмогая их сопротивление, заставил опустить. — Тише, тише, девочка. Уже всё в порядке.
— Ох! Это вы! — Лицо её просияло, но тут же снова стало тревожным: — А он? Где?!
Девушка приподнялась и, движение причинило ей боль, она с удивлением уставилась на свою ногу. Потом медленно подняла глаза на Арвида.
— Вы… стреляли…
— У меня не было выбора, Сауле, — виновато сказал Арвид. — Правда. Ты прости меня.
Арвид быстро наложил жгут выше раны, закрыл её антисептической салфеткой, липкой по краям. Сауле приходила в себя, её необходимо было успокоить, предупредить истерику, которая будет вполне оправданной после пережитого только что.
Бедро болело ужасно. Его жгло так, как будто прижали к телу раскалённый кусок железяки и не отпускают. И в каждую минуту Сауле думала, что это уже всё, предел, больше она не выдержит, сейчас она начнёт кричать. И продолжала молча глотать слёзы. А когда поняла, что Олег хочет что-то делать с ногой, подумала, что лучше бы ей опять потерять сознание, иначе уж точно не выдержит. Но он сказал: «Я помогу. Сейчас всё пройдёт». И она вдруг перестала бояться.
Струя аэрозоля пшикнула на ногу, прямо туда, куда Сауле ни за что не стала бы смотреть. И она почти что испугалась, но вдруг поняла, что боль стихает. Она куда-то уходила, уходила… и исчезла совсем. Ощущение было удивительное, и Сауле всё прислушивалась к себе, пока Олег что-то делал с той царапиной, что пробороздила пуля. И совсем ничего не чувствовала — и когда он промывал рану, обрабатывал чем-то, и когда вместо повязки заклеил каким-то необычный, тёмного цвета салфеткой-пластырем. Штука эта накрепко прилипла к коже, будто приросла.
В голове, затуманенной болью, прояснилось настолько, что Сауле не могла не обратить внимания на уверенность движений Олега. Ему явно было не впервой делать укол странным шприцем-ампулой и обрабатывать огнестрельную рану. И она опять невольно подумала: кто он, этот человек? И оробела от попытки ответить на свой вопрос.
Через полчаса Сауле, притихшая, снова закутанная в большущий свитер, сидела в кабине машины. После глотка из плоской фляжки по телу разошлось тепло, и она расслаблено думала о том, какое это, оказывается, счастье, когда ничего не болит. Теперь ей было тепло, спокойно, а всё, что случилось не далее часа назад, казалось происшедшим давным-давно. Беспокойства куда-то отодвинулись, она просто сидела и смотрела на этого парня, расхаживавшего по поляне. Она знала, что впереди ещё достаточно трудного, наверняка опасного, но сейчас не хотела об этом думать. И про этого человека ей не хотелось придумывать ничего дурного, она хотела ему верить. Было так спокойно просто смотреть на него, такого уверенного, умеющего не бояться сложностей и опасностей. Он знал, как взяться за самое трудное дело. И выйти победителем. И, конечно, он знает, что им делать дальше…
Арвид сел на место водителя, и Сауле как будто очнулась от грёз. Она посмотрела на него, на его резкий профиль. Арвид с досадой покачал головой:
— Ну откуда здесь эта стекляшка взялась! Чёрт! А ведь он так уверенно сюда завернул. Знал эту укромную поляну! Может, сам когда-то и выпил, и разбил эту бутылку. — Он снова покачал головой. Виновато посмотрел на Сауле. — Я думал про наручники. Но показались ненадёжными. Я эту марку знаю, замок слабенький, можно без ключа открыть. Я побоялся, что он тоже может это знать. А ключ отсюда, — он кивнул за спину, — видно, запасной был в машине. Как я напортачил!
— Вы… — Сауле поморщилась. — Вы не должны так говорить.
Арвид заметил её гримасу, спросил быстро:
— Болит?
— Нет, нисколько. Мне неприятно, что вы так о себе говорите. Это неправильно… и неправда…
Арвид покачал головой и вздохнул. Потом опять взглянул на девушку и неожиданно весело улыбнулся:
— А ты молодчина, Сауле! Тебе бы силёнок побольше, и ты бы его на кусочки разодрала! Мне бы и делать ничего не пришлось
— Ой! — Сауле смутилась, спрятала лицо в ладони.
— От него и так клочки летели! — Арвид рассмеялся. — Ведь точно, в драке важен не размер собаки. — Потом улыбка ушла из его глаз, он покачал головой: — Дурак.
— Вы что… правда отпустили бы его?
Арвид задумчиво посмотрел на неё.
— Да, — сказал он. — Я знал, что он мне не поверит и что-нибудь выкинет. Но я дал ему шанс.
Арвид повернул ключ зажигания.
— Постойте! Вы знаете, что впереди на дороге посты?
— Знаю. Мы туда не поедем. Я сейчас увидел — на взлётной площадке стоит вертолёт.
— Да, он позавчера прилетел.
— А я не знал, из подвала ничего не слышно, там отличная звукоизоляция. Жаль, что не знал — велел бы Киму везти нас туда.
— Так вы хотите сейчас назад?! — Сауле испуганно вскинула на него глаза.
— Ну, не совсем чтобы назад, — засмеялся Арвид и вдруг весело подмигнул ей. — Не переживай, Сауле, прорвёмся. Главное было — из-за стены вырваться. А теперь-то мы вольные птицы.
Сауле ни к чему было знать про его сомнения — пусть верит, что у них всё получится. Своей уверенностью и спокойствием она поможет ему больше, чем, если страхи завладеют ею, подавят волю и разум. И зачем ей думать про то, что долина, это просто более просторная ловушка, чем та, огороженная стеной. Вертолёт — пожалуй, их единственный шанс выбраться из долины.
Время как будто спохватилось, и, сетуя на свою неторопливость, спрессовалось, вбирая, нагромождая события одно на другое.
В то время, как Арвид и Сауле пытались выбраться из западни, Крёз и Ксения проходили паспортный контроль в аэропорту прибытия. Неторопливой, но целеустремлённой гусеницей цепочка пассажиров с книжечками паспортов в руках, тянулась мимо таможенника. Он листал паспорт, проверял визу и ставил отметку с датой въезда в страну. Его штемпель клацал с размеренностью автомата. Без проволОчек получив отметку в паспорте, Ксеня и Евдокимов вошли в зал аэропорта, и она сразу увидела Глебова Виталия — она не сомневалась, что это именно он, — спутать это лицо с каким-либо другим было невозможно. Улыбаясь, Виталий пошёл им навстречу, протянул руку Евдокимову.
— Ксана, это и есть наш гостеприимный хозяин. Знакомьтесь. Ксения Аснис. Господин Глебов.
— Перестань! Просто Виталий Глебов, — он протянул Ксене руку, и она чуть замешкалась — в России рукопожатием обменивались в основном мужчины, и ей было непривычно, что здесь эта форма приветствия — как позже узнала Ксеня — норма, обычный знак дружелюбия. Что им обмениваются мужчины и женщины, чиновник и посетитель, детский врач протянет руку своему маленькому пациенту.
Короткое прикосновение тёплой, чуть жёсткой ладони Глебова было приятно — почему? Ксеня ни за что не объяснила бы этого короткого ощущения. Оно как будто и располагало, и успокаивало, и было в коротком пожатии руки нечто большее, чем формальный обряд приветствия. Ксеня подумала, что чаще она обращала внимание на противоположные ощущения от прикосновения чужой руки: то раздражала их влажная липкость, либо наоборот, пальцы были сухие, как кожа черепахи, рыхлые, пухлые ладони тоже были неприятны. А тут было как-то… надёжно. Ксеня усмехнулась про себя — от одного прикосновения руки чужого и почти незнакомого мужчины такой психоанализ. С чего это?
— Я искренне рад вам, Ксения. И благодарен, что вы приняли наше предложение.
— Это вам спасибо. Я впервые за границей и, кажется, ещё не могу в это поверить, — улыбнулась она.
— Поверите. У вас будет время.
— Здесь столько необычного!
— Хм-м… Ненормального? — улыбнулся Виталий.
— На российский взгляд — возможно, — рассмеялась Ксеня, провожая взглядом работника аэропорта, который ехал по залу… на велосипеде. Ну да, ходить по такому огромному зданию — ноги отвалятся, а на велосипеде — здорово! И всё же в России служащие вокзалов и аэропортов не катались по залам, а передвигались чинно и многозначительно.
Впрочем, что велосипед! Ксеню удивляли даже надписи, все до одной на иностранном (и ни одной по-русски!). И на полицейском оказалась странная — вернее, непривычная глазу форма. Когда они, в ожидании багажа, отошли немного в сторону и оказались вблизи прозрачной стены, Ксеня увидела ниже, под собой несколько здоровенных двухэтажных автобусов. Они блестели так, будто краска на них была ещё свежая. Ксеня смотрела сверху, ей отлично были видны водительские кабины. В одной из них шофёр пил кофе. Сделав глоток, он ставил дымящуюся чашечку на панель перед собой, в специальное гнездо. Панель была огромная, как рабочий стол и какая-то… по-домашнему обжитая. Там сидели и лежали мохнатые игрушки-зверушки, даже рамочка с фотографией стояла.
Всё вокруг было большим, просторным настолько, что казалось безлюдным. Окружающее воспринималось фрагментами.
Они забрали с транспортёра свой багаж, и Ксеня собралась подхватить одну из сумок, поменьше, но вовремя увидела, что Глебов катит к ним багажную тележку — длинная вереница их стояла в нескольких шагах от транспортёра. Мужчины составили на неё вещи, и Ксене досталось нести лишь её миниатюрную сумочку. Потом вместе с тележкой они вошли в лифт (Виталий Глебов сказал: «Спустимся, я оставил машину на подземной автостоянке».) У Ксени, в ожидании лифта, возникла мысль, что, наверно, вещи придётся снимать и нести в руках, не в лифт же… Но оказалось, что как раз — с тележкой. Да что багажная тележка! Кабина лифта была такой просторной, что в нёй, кажется, легко разместился бы небольшой автомобиль.
Потом они шли мимо ряда автомашин, Глебов без всякого усилия катил впереди себя весь их багаж. И Ксеня подумала: «Удобно как! Но, наверно, тележку придётся везти назад, ставить туда, откуда взяли.» И опять ошиблась. Мужчины переложили сумки в багажник автомобиля, и Глебов просто откатил её в сторону, к стене. Уже когда ехали, навстречу им попался рабочий, толкавший перед собой штук десять таких же багажных каталок, которой пользовались они.
Ксеня не знала, с какого яруса подземной стоянки они выезжали, но серпантин выездного пути был таким длинным, что у неё закружилась голова, как на карусели.
При первой встрече присутствовали почти все члены семьи Глебовых, и теперь Ксеня увидела тех, с кем со слов Евдокимова заочно была уже знакома. Ксения увидела, что Евдокимов, и в самом деле, не чужой среди этих людей.
Когда они вошли в дом, навстречу уже шла хозяйка, и Крёз заторопился к ней, склонился к руке. Она улыбнулась, провела пальцами по его щеке:
— Замечательно, что вы приехали. Вы нужны нам.
— Ксана, вот это и есть Кира удивительная, Кира Ясная.
Женщина, представленная таким образом, тепло улыбнулась Ксене.
— Я — Кира. Остальное не слушайте.
Крёз уже разговаривал с девушкой с очень свежим, будто только что умытым холодной водой лицом. «Наверное, Анюта», — догадалась Ксения и невольно залюбовалась её волосами, целой копной золотистых, мягких, мелко вьющихся кудрей. Казалось, что они бросают на её лицо отблески, похожие на солнечных зайчиков. Рядом с ней стоял невысокий мужчина с крепкой, ладной фигурой. Их обоих объединяло нечто общее — как будто их лица светились одинаковым светом.
— А это — Антон и Аннушка, — повернулся к Ксении Евдокимов.
— «Так вот они какие!..» — Ксеня уже и так поняла, кто это, но теперь вдруг возникло неуловимое странное чувство удивления и зависти. Зависти-любования. И на мгновение остро ударила тоска по Арвиду.
— Ох, ребята, как же я рад снова вас видеть! — Евдокимов обнял их сразу обоих. — Ах ты, молодильное яблочко! — он взял в ладони лицо Анюты и расцеловал в обе щеки. — Алёша, дружочек! — Олег Михайлович шагнул навстречу ещё одному подошедшему, это был молодой мужчина. — Ксана, вот и Алексей. — Он протянул руку молодому Глебову, и Ксеня невольно взглянула на Виталия Глебова, как будто хотела убедиться, что это не он вдруг внезапно помолодел лет на тридцать. Потом снова перевела взгляд на сына Виталия и Киры и поняла, что ей хочется смотреть и смотреть на это красивое, выразительное и — ей показалось — в чем-то трагичное лицо.
— Ого! — проговорил Евдокимов, не выпуская руки Алексея, — Ведь плечо вот это? Правое?
— Зажило, — коротко улыбнулся Алексей.
— Молодчина, Алёша. Ксана, я вручаю тебя в надёжные руки, — сказал Крёз и сделал лёгкий общий поклон: — С вашего позволения, я хотел бы перемолвиться парой слов наедине с хозяином. — Олег Михайлович повернулся к Виталию.
— Тебе — всё, что хочешь, — развёл руками Глебов.
— Недолго, ладно? — попросила Кира. — Приходите к нам в столовую.
— Мы не заставим вас ждать долго, — заверил Крёз.
— Идём, Ксеня, — позвала Кира, а Анюта подошла и просто взяла гостью за руку.
— Я покажу Ксене её комнату, хорошо?
И вот тут, когда она шла за Анютой к широкой лестнице, Ксения случайно взглянула в сторону приоткрытой двери, которую они уже почти миновали.
То, что на короткие мгновения предстало взгляду Ксении, произвело тот же эффект, как если бы в неё плеснули кипятком. Она увидела Алексея и молодую женщину, чьё лицо было заплакано и очень бледно. Алексей обнимал женщину за плечи, а она с отчаянием смотрела на него снизу вверх и что-то сбивчиво говорила. Ксеню будто сбили на взлёте ударом хлыста, её пронзило осознание, что у этих приветливых, красивых людей — беда, и именно Арвид должен встать между ними и их бедой и заслонить. Что же случилось? Почему лицо… Ольги? было в слезах? Почему она не вышла к Крёзу, ведь они гораздо больше, чем просто знакомые? Ошёломлённая, Ксеня машинально шла за дочерью Глебовых, уже едва ли замечая что-либо вокруг себя. Потом они оказались в какой-то комнате, где Ксеня мельком заметила обе свои сумки, тогда она повернулась к Анюте и спросила:
— Скажите, у вас что-то произошло?
Как раз в это же время и почти те же слова произнёс Крёз:
— Теперь рассказывай — что случилось?
— Девочку похитили.
— Нет! — вырвалось у Крёза, как будто его отчаянное неприятие свершившегося факта могло что-то изменить.
Виталий молчал, и несколько мгновений спустя Евдокимов проговорил:
— О, Боже…
— От Матвея пришло сообщение. Арвиду стали известны намерения Шерхана, он пытался предупредить. Он сделал это вовремя. Но мы получили поздно.
— Как же так? Почему Матвей… Ох, чёрт!
— И ещё. Арвид свою работу сделал. Шерхан мёртв.
— Эта сволочь сдохла, но подлые свои дела продолжает! — Крёз нервно прошёлся по комнате, потом остановился и посмотрел на Виталия: — Как мы не вовремя со своим визитом, не до гостей вам сейчас.
— Глупеешь, маразматик старый? — Виталий усмехнулся, но шутливые слова прозвучали зло. — Уж от тебя-то глупостей не хотелось бы. Уже одно то хорошо, что женщины вынуждены отвлечься на Ксению.
— Ладно, проехали. Извини. Они звонили? Чего хотят?
— Шерхан потребовал Ольгу к себе. Она должна вылететь с сопровождающим — с одним из его людей. А когда прибудет, тогда Шерхан, якобы, распорядится отпустить ребёнка.
— Дерьмо! Шизофреник! Ты сказал им, что его больше нет?
— Я ещё не знал.
— Не поверят же, — Крёз потёр лоб. — Надо думать, думать!..
— Сначала тебе надо успокоиться и переварить всё. Потом сможешь думать.
— А где Оля?! — вдруг вскинулся Крёз. — Как они взяли Наталью? Когда? Ты же говорил — все прикрыты.
— Оля здесь, у нас. Она знает, что ты прилетел, и это её даже обнадёжило немного. Она хотела встретить тебя, но не смогла. У неё у бедняжки нервы как…
— Да понятно… Сволочи! Нелюди! Как же Алёшка, Кира?
— Ну… как? — Виталий развёл руками.
— Да это не вопрос. Чего тут спрашивать.
— Твой парень сообщил, что двое детей Шерхана учатся в Англии. У меня там есть хорошие знакомые со связями, срочно навели справки — сын и дочь Шерхана вдруг прервали учёбу и вылетели домой. Знаешь, мне стыдно признаться, но, кажется, я был рад. Мне страшно стало, что вынужден буду его методами воевать.
Повисло тяжёлое молчание.
— А взяли девочку вчера на прогулке. Няню — её звать Лали, и Наталью прикрывали двое. Их вычислили и обезвредили усыпляющими ампулами. Лали подняла шум, у неё в сумочке оказался пистолет, она даже выстрелить успела. Но что девчонка против этих ублюдков?
— Убили?
— Ранена, но состояние тяжёлое. Задет крупный сосуд, большая потеря крови.
— Ишь, осторожничали — охранников убивать не стали, чтоб лишнего на себя не брать. А с няней просчитались. Свидетели есть?
— Нет. Хотя Лали с девочкой гуляли в довольно оживлённом месте, но те выбрали момент, когда поблизости никого не оказалось. Поэтому и помощь к Лали запоздала. Но насчёт свидетелей… Лали приходила в сознание и сразу потребовала меня. Она их видела, только лица у них были закрыты. Ещё она успела увидеть машину, в которой Наталью увезли. Машину нашли — брошена рядом с автобусной остановкой. Сейчас Александр выясняет, может быть, найдутся люди, кто видел её накануне, за день-два. Может вспомнят, кто был с этой машиной. Нам бы определиться с районом, где они топтались. Должны же они были приготовить место, куда привезут Наталью.
— Да, должны, — кивнул Крёз и вспомнил историю с мальчиком, которого похитители около двух недель связанным держали в яме, выкопанной в лесу и закиданной хворостом. К нему приезжали, два раза. Отрезали пальцы, чтобы заставить отца ребенка действовать порасторопнее. Крёз слышал, что мальчик остался жив, но тронулся рассудком. — Ты заявил в полицию?
— Нет, — помедлив, ответил Виталий. — И не знаю, правильно ли сделал. У меня есть Александр, а за ним — затрудняюсь даже сказать, сколько людей. Я знаю, что он способен поднять ни один десяток. Одних только пацанов сколько. Эти люди вездесущи, в их силах прочесать город до последнего камешка. Кроме них — команда Тэда Буссе. Чем превзойдёт их пара полицейских? Но главное, я не знаю, какими методами придётся нам действовать.
Виталия прервал телефонный звонок.
Глебов слушал несколько секунд, потом включил звук, и Крёз услышал голос звонившего. Одновременно Глебов прикрыл трубку ладонью и сказал: «Александр».
— Их двое. Мы провели их от аэропорта и чуть не до самого похищения, — я сейчас отправлю к вам эти данные, — говорил Александр. — Но потом они будто провалились. Боюсь, это не простые бандиты, очень уж профессионально действуют. Вели себя тихо, незаметно. Язык прекрасно знают, по крайней мере — один из них.
— У вас появились хоть какие-то предположения, где они могут прятать девочку?
— Увы. В отеле они расплатились перед самой акцией. На месте похищения их никто кроме Лали не видел. Потом они доехали до автобусной остановки, но в автобус не сели — там бывает мало пассажиров, и их бы запомнили. Очевидно, поменяли машину.
— Если мы не знаем, где нора, надо их выманить из неё, — устало сказал Виталий. — Есть кое-какие соображения. Александр, если там без вас обойдутся, приезжайте, надо хорошо всё продумать, чтоб белые нитки не торчали. Кстати, здесь Евдокимов. Приезжайте. Они скоро должны звонить, у нас мало времени.
Глебов положил трубку и сказал:
— Арвид дал их связь. Здесь есть человек, Шлёссер, к которому они могут обратиться в случае нужды.
— Так надо устроить эту нужду!
— Да, расставить капкан и заставить пойти в него. Сообщение о смерти Шерхана будет поводом, не так ли?
Евдокимов пожевал губами и проговорил, размышляя вслух:
-Чтобы проверить, они должны кому-то позвонить, кому верят и чей голос знают. Нам надо, чтоб звонить пришли к тому человеку, контакту и там сесть на хвост.
Виталий вытряхнул из пачки сигарету, щёлкнул зажигалкой и поднёс язычок пламени к сигарете. Крёз замолчал, глядя на его руку — она дрожала. Глебов перехватил этот взгляд, прикурил и глубоко затянулся. Потом нервно смял сигарету в пепельнице.
— Я пытаюсь что-то делать, но мой мозг будто парализован страхом. Я говорю, распоряжаюсь — но будто всё это не я. Я не способен думать, я знаю только одно — мне страшно, я теряю голову от страха!
— Кроме тебя этого никто не знает, — одними губами улыбнулся Крёз — глаза не улыбались, но наполнились какой-то особой теплотой-сочувствием. — Они верят в тебя и правильно делают. А ты верь мне — ни я и никто другой, окажись на твоём месте, не сделали бы больше и правильнее. На тебя давит ответственность за семью, и тебе кажется, что это ты виноват, ты не сберёг девочку? Так?
— Может быть…
— Не может быть, а так и есть. Вот это из головы выкинь, именно оно вяжет тебя по рукам и ногам, а не страх — чувство вины, но никакой твоей вины нет. Не смей об этом думать, — это враг, он на стороне тех мерзавцев. Убей его.
Виталий долго посмотрел на его, потом помотал головой, проговорил:
— Ты прав. Я Ольге в глаза смотреть не мог. Но ты прав, как всегда, я постараюсь его убить. Мне бы твой ум.
Крёз вздохнул:
— А со стороны всегда легче рассуждать. Смотреть, всё по полочкам раскладывать.
— Это ты брось! Ты — со стороны?
— Но в твоей шкуре оказаться — избави Господи, — усмехнулся Евдокимов.
— Мне спокойнее от одного твоего присутствия. Ну, что ж… Ты слышал — скоро приедет Александр, и мы ещё раз обговорим, что нам дальше делать. А пока — идём, нас ждут.
Ксеня то и дело поглядывала на двери, откуда должен был появиться Евдокимов. Но услышала его раньше, чем увидела. Быстро поднялась, и, извинившись, заторопилась навстречу.
— Олег Михайлович…
— Виталий, мы сейчас.
— Вы уже знаете? — нервно спросила она.
— Да, Виталий рассказал.
— Мне так нехорошо! Зачем мы приехали?!
— Ну-ну, Ксана. Успокойся. Впрочем, я тоже ляпнул подобную глупость. Прямо Глебову. Мы не лишние. — И, помедлив, сказал: — Особенно, ты.
— Я?! О чём вы?
— Боюсь опять ляпнуть что-то не то… Прости меня заранее, Ксана, детка. Постарайся привлечь внимание Оли. У вас было в прошлом кое-что общее, отчего ты сможешь стать ей особенно близка.
— Что — общее?
— То, о чём ты хотела бы забыть. И Ольга тоже. Но знаешь ли ты, как сближает людей одинаковая боль?
Ксеня молчала, но Крёз видел, как на глазах белеет её лицо.
— Ксюша, а у меня есть чем тебя обрадовать.
Она громко сглотнула и непонимающе посмотрела на него.
— Арвид сделал своё дело.
— Что? — Ксеня, действительно, изо всех сил надеялась забыть то, о чём напомнил ей сейчас Крёз, и слова его словно швырнули её в ледяную воду, и она стыла, леденела в них, не в силах впустить в сознание какую-либо другую мысль.
Крёз улыбнулся, наклонился к её уху и шепнул:
— Он возвращается.
И Ксеня поняла. Крёз увидел, как в глазах её выплеснулась сумасшедшая радость вместе со слезами, наполнившими очи-озера, только что будто скованные морозом.
— Правда?! — выдохнула она, то ли ещё не веря, то ли чтобы услышать снова.
— Правда, — улыбаясь, Крёз обнял её за плечи, и она уткнулась лицом ему в грудь. — Бедные вы, бедные, мои птицы-синицы. — Он отстранил её, посмотрел в лицо: — А теперь будь умницей. Теперь на душе у тебя легко — помоги им. Возьми часть Ольгиной беды, обогрей её и не скупись. И запомни, чтобы я не повторял — мы нужны здесь и сейчас.
— Я поняла… — смаргивая слезинки, проговорила Ксения. — Я постараюсь…
Когда они вошли в столовую, Ксеня сразу увидела ту женщину. Конечно, это была Ольга. Она подняла голову и увидела входящего Крёза. Глаза её мгновенно наполнились слезами, и Алексей положил руку её на плечо, легко обнял, чуть заметно прижал к себе. И Ольга взяла себя в руки. Она пошла навстречу гостю, остановилась перед ним с болезненной улыбкой, но сказать ничего не могла, боялась расплакаться.
— Хочешь, поклянусь тебе, что с малышкой ничего не случится, — сказал Евдокимов.
И хотя ясно было, что Крёз — не Господь Бог, но Ольга посмотрела на него с такой надеждой!
— Я клянусь тебе, Олюшка. Всё будет хорошо, — он, как ребёнка, погладил её по голове, и сказал: — Ты одна ещё не знакома с Ксюшей. Это жена Арвида. Тоже натерпелась, пока парень лазил в самое логово Шерхана. Впрочем, в прошедшем времени об этом пока рано говорить — он ещё не вернулся. Ты уже знаешь? Шерхана больше нет. А сделал это Арвид.
Взгляд Ольги от Евдокимова метнулся к Ксене, она порывисто шагнула:
— Ксения! Если бы вы знали, как я… благодарна вашему мужу! Что это для меня значит… Он… он скоро вернётся к вам… — она сжала руку Ксении.